Котлета по-киевски и ведро трески. Воспоминания о токсикозе...

Токсикоз у меня случился внезапно. Вот еще вчера я жила в обычном мире, а потом, бах, и я проснулась в страшно вонючем мире... И не просто проснулась, а перед этим еще предварительно отравилась спелыми сочными крупными мухоморами.

Такого многообразия запахов, как в беременность, я не ощущала никогда в жизни. Пахло воняло абсолютно все! И в носу всегда стоял какой-нибудь «аромат», который я учуяла, например, два часа назад. Стоял намертво и не выветривался никак.

Если у меня были носовые ощущения, то у моей сестры, например, – ротовые. Она говорила: «Такое чувство, что у меня во рту стоит маленькая плитка и на ней всегда что-то варится… Что-то страшно невкусное варится…»

Я понимала, что мой нос никуда от меня не денется, а затычки – это некрасиво, поэтому стойко переносила все разнообразие ежесекундно обрушивающихся на меня ароматов.

Особенно мне запомнился мой коллега по работе. Я не знаю, какую марку сигарет он предпочитал, но благоухал он как яростный поклонник Беломора. Он вонял невыносимо и всегда! Этим запахом пропитывался весь офис и вся я. Так мне казалось... Поэтому я не могла дождаться обеденного перерыва, чтобы пойти погулять и заодно зайти в магазин.

В магазине меня ждало следующее испытание. Еще в дверях я точно знала, что и в какой последовательности сегодня готовилось в кулинарии. Кулинария – это было очень сложно для меня. С одной стороны она безбожно воняла, с другой, там продавалась еда. А пожрать, беременные, как известно, любят так же сильно, как и повеселиться. Поэтому я собирала волю в кулак и вставала в очередь. Когда становилось совсем невыносимо, я отходила подышать в хлебный отдел. Не блевать же прямо на прилавок с салатами! И, наконец, прижав к груди вожделенную селедку под шубой и яблочные оладьи, я неслась к кассам, задерживая дыхание в колбасном отделе.

Мне кажется, в первом триместре я могла бы легко подрабатывать в отделе по борьбе с наркотиками. Вместо какого-нибудь Мухтара... Зачем тащить собаку, если можно просто взять меня и попросить не сдерживаться в эмоциях. Если слегка замутило, то так… косячок. Если открылась рвота, значит партия серьезная.

Причем запахов, которые бы мне нравились, не было абсолютно. Как, например, у моей подруги, которую муж, ночью, возил нюхать рельсы на вокзал. Или, некоторые, я знаю, падки на аромат дорожных работ…

Муж переносил мой токсикоз стойко. Дома было запрещено готовить мясо. Вообще. Один раз мне стало его невыносимо жалко, и я сделала котлеты по-киевски. Ну, думаю, курица же… Налепила их много, в прок, чтобы часть заморозить. Уже на этапе жарки я заподозрила неладное…

В общем, следующий раз, когда я смогла их есть, наступил только сейчас, спустя девять месяцев после родов. До этого, я бы могла спокойно сыграть в любом фильме блюющую девочку. Без каскадера. Достаточно вспомнить тот запах и вперед, дубль первый. Да, в общем-то, и второй, и третий прошли бы удачно.

А однажды изголодавшийся муж решил сам пожарить себе свинину. Я разрешила, с условием открытия всех окон и закрытия дверей. Но, рвотные позывы не заставили себя долго ждать. Я заткнула щели в дверях полотенцем, уткнулась лицом в подушку и стала размышлять о бренности бытия и роли свинины в жизни беременного человека.

С пристрастиями в еде было попроще. Накрывало редко и бюджетно. Например, мне однажды вечером, страшно захотелось горохового супа, который я в мирное время на дух не переношу. И что? Ну не варить же его, на самом деле! Я сказала мужу: «Одевайся, пойдем искать гороховый суп». Еще со времен зеленой молодости, я помнила о существовании растворимых супов. И верила, что гороховый в ассортименте непременно есть.

Как сильно я ошибалась… Ассортимент растворимых супов поразил мое беременное воображение в самое сердце. Я стояла у прилавка, широко раскрыв глаза, и с вожделением вчитывалась в этикетки. Чего там только не было! И с грибочками, и с курочкой, и с сухариками, и с фрикадельками. В общем, слюна капала, а муж делал вид, что он не мой муж, а я так… сама по себе тут стою…

Я взяла все супы, всех производителей. По две штуки каждого. Покидала в корзинку не моего мужа и быстро помчалась на кассу. Воняет же все вокруг страшно! Кассирша смерила меня осуждающим взглядом, на мужа посмотрела с материнской жалостью и стала пробивать гору из засушенных супов.

Дома, вывалив пакетики на стол, я долго выбирала, с какого начать. Пока чайник закипал, я тасовала их… раскладывала веером… любовалась… и улыбалась. «Моя прелесть…», думала я. Муж смотрел на меня, как на сумасшедшую, и не вмешивался в это священнодействие.

Выбрав грибной, я залила его кипятком, сглотнула слюну, подула и, зажмурившись от удовольствия, выпила чашечку до дна. Это была первая и последняя чашечка засушенного супа. На следующий день я поняла, что они воняют страшнее котлет по-киевски и что все пакетики надо срочно отнести в какое-нибудь голодающее студенческое общежитие.

Что касается непосредственно апофеоза токсикоза – рвоты, то она случалась со мной крайне редко. Но мутило меня постоянно, начиная со второй половины дня. Я даже придумала себе развлечение и вечерами смотрела какое-то шоу, где выбирают самого лучшего повара.

Они там все как угорелые носились по кухне и что-то жарили, варили и ругались. Мне казалось, что я прямо с экрана чувствую весь этот жуткий чад. Смотрела с одной целью. Я мечтала, чтобы меня вырвало, наконец! Ибо сразу становилось легче. И, обычно, когда по телевизору начинали жарить морские гребешки, я вприпрыжку бежала к белому другу. Кстати, я ни разу в жизни их не ела и знать, не знаю, как они пахнут. Но воображение рисовало ведро пожаренной трески и большую котлету по-киевски сверху.

Мой токсикоз закончился так же резко, как и начался. В один прекрасный день, на 12-й неделе, я вдруг поняла, что мой только что покуривший коллега вполне себе прилично пахнет, а из кулинарного отдела доносится вкуснющий аромат цыпленка табака.

Если токсикоз – это реакция организма на девочку, то в следующий раз, я категорически хочу мальчика. И точка.